Эмир Кустурица. Где мое место в этой истории?

• • • •

Человек склонен все забывать, и человеческий род со временем превратил это умение в настоящее искусство. Если бы волшебное забвение не приглушало мысли, томящиеся в плену страстей, позволяя рассудку привести их в надлежащий порядок, наш мозг представлял бы собой обычный контейнер. Разве без умения забывать мы могли бы достойно встретить завтрашний день? Что стало бы с нами, если бы нашей душе пришлось непрерывно переживать страдания, если бы забвение не скрывало трагедии нашей жизни подобно тому, как туча скрывает солнце? Выжить было бы невозможно. То же самое с острой радостью. Если бы забвение не усыпляло ее, она бы в итоге свела нас с ума. Умение забывать смягчает боль от потерянной любви. Когда наш соперник дает нам оплеуху на перемене в школьном дворе и таким образом завоевывает симпатию девочки, в которую мы оба влюблены, лишь забвение может вылечить нас от безвозвратной любовной утраты. Рана зарубцовывается подобно тому, как со временем на фотографии стирается глянец.

• • • •

Как человек воспринимает масштабные кризисы истории? Как он их переживает? И до них, и после балом правит забвение. Наблюдая, как быстро народу удается забыть причины великих исторических потрясений и с какой легкостью он принимает на веру разработанную позже версию, я был вынужден исключить забвение из естественных человеческих свойств. После боснийской войны все дружно принялись превозносить религиозных националистов, словно они были главными защитниками многонациональной Боснии, тем самым потворствуя военным и стратегическим целям великих держав, тогда как жертвы всех конфликтующих сторон были признаны ничтожными, за исключением тех, что служили этим самым целям. И тогда я пришел к следующему выводу: забвение – это вентиль, открыв который сливают неудобные мысли о прошлом, а также о будущем. Так было всегда, поскольку в основных составляющих человеческой жизни мало что меняется.

• • • •

После бедствий, принесенных балканскими войнами, после бомбардировок Сербии я тоже стал учиться забывать или, по крайней мере, подавлять мысли, не дававшие мне покоя. Я как раз только начал упражняться в этом нелегком умении, когда мне нанес визит один кинокритик, который в 1990-е годы делал погоду в Голливуде. Он внезапно напомнил мне, что причиной забвения может быть простая неосведомленность. Когда Джонатан во время кинофестиваля в Кустендорфе включил телевизор, чтобы посмотреть русскую программу на английском языке, он испытал глубокое потрясение. В это время показывали документальный фильм, посвященный очередной годовщине победы над фашизмом. Взволнованный Джонатан пришел ко мне и сказал:

– Я всегда был уверен, что это мы, американцы, освободили Европу от фашизма. Но судя по тому, что я увидел по телевидению русских, без них не было бы никакого освобождения?

– Да уж, русские немного потеряли в этой войне с нацизмом, всего каких-то двадцать пять миллионов человеческих жизней.

Сущая безделица! Фальшиво-непринужденным тоном я пытался донести до своего друга историческую правду, избегая при этом подливать масла в огонь.

Я опасался, как бы мой высокий гость не оскорбился, решив, что я потешаюсь над его невежеством. Было очевидно, что эти пробелы являются следствием дезинформации, но, поскольку он уже привык жить с таким представлением, исправлять что-либо было бессмысленно. Если он попытается выбраться из этой пропасти, то может начать сомневаться во всем подряд, возможно, даже в подлинности кока-колы, гамбургеров и Голливуда.

– Забудь правду, которую ты только что услышал. Если ты примешь этот факт, тебе придется отправить в починку все твои мысли и знания, а это – прямая дорога к умственному расстройству. Продолжай жить с идеями, к которым привык, – дружески посоветовал ему я.

Он посмотрел на меня с непонимающим видом, но широко улыбнулся и кивнул.

• • • •

Все-таки хорошо, что я пишу эту книгу, поразмыслив, подумал я. По крайней мере, останется документальное подтверждение моей жизни. А то может произойти как у русских с их борьбой с фашизмом: в будущем кто-нибудь станет говорить обо мне как о булочнике или каком-нибудь токаре.

• • • •

Мой голливудский друг направил мои размышления о вечном характере забвения в более глубокое русло. Я удивился, как, к примеру, раньше мы не замечали, что наш каймак (густые уварные сливки, снятые с кипящего молока и слегка закисшие) – это творение времени, поскольку плесень существовала задолго до каймака. В нашем желании пролить свет на эту тайну важно понять, почему войны обычно происходят после крупных кризисов и почему люди делают важные открытия лишь после таких страшных потрясений. Почему антибиотик не использовали до Второй мировой войны? Ведь он тоже скрывался в плесени. Сокровенная формула оставалась пленницей забвения. Память, прихожая забвения, не открыла свои двери, чтобы пропустить таинственный состав по своим лабиринтам и предоставить его в распоряжение рассудку.

• • • •

Кризисы и войны изменились, и со временем умение забывать стало формой утешения. Иначе как бы человек смог свыкнуться с порочными идеями современного мира? Как он смог бы, к примеру, согласиться участвовать в войне во имя гуманизма? Когда вы принадлежите к маленькому народу, который отказывается покорно следовать идеям великих держав и в самый разгар передела мира настойчиво задается вопросом «Где наше место в этой истории?», великие державы забрасывают вас бомбами, которые называют «ангелами милосердия» (такое название в НАТО дали бомбардировкам Сербии весной 1999 года). После подобных событий забвение играет решающую роль в процессе адаптации. Чем быстрее вы забудете нанесенные травмы, чем быстрее заново сформулируете злополучный вопрос в первом лице единственного числа: «Где мое место в этой истории?», тем скорее вы сможете двигаться дальше. То же самое в личной жизни: чем быстрее ты забудешь оплеуху, полученную на перемене, тем скорее сможешь заново влюбиться. Но в забвении все же содержится некая доля памяти, существенная составная часть, на которую опирается история. И не только в случае со сломанным в драке носом.

• • • •

Когда я был тинейджером, подростки с больших площадей Нью-Йорка, Лондона и Парижа стояли в очереди, чтобы купить новые диски «Битлз», Брюса Спрингстина, Боба Дилана. В наши дни молодежь выстраивается в очередь за I-phone 4. В этой ситуации тоже приходит на помощь забвение. Дилана засовывают в дальний ящик и со спокойной душой живут в мире, где вещи, ставшие центром притяжения, заменили наших любимых героев, воспевавших любовь и свободу и боровшихся с несправедливостью. То же самое забвение заставляет нас принять элементарные принципы научных знаний, которые в итоге похоронят нашу древнюю культуру в подвалах музеев. Разумеется, изобретатели I-phone не предполагали, что их игрушка подтолкнет людей к забвению, но случилось именно так. И в залах ожидания, где царствует это забвение, всегда найдется свободное место, куда можно задвинуть героев, унесенных временем.

• • • •

Я отношусь к тем, кто считает забвение фактором выживания, но я отказываюсь следовать сегодняшним тенденциям. В наши дни толпы людей похожи на кур с птицефабрики, память которых ограничивается последним приемом пищи. Забвение даже использовали для того, чтобы разработать теорию конца света, которая захлестнула мир в девяностых годах прошлого века. Проповедники либерального капитализма предложили нам отречься от нашей культуры и нашей личности, чтобы броситься в водоворот технологической революции, призванной направить наши судьбы в строго определенное русло и регулировать наши жизненные процессы. Это высокомерное заявление разбудило во мне желание возобновить мои связи с памятью, а также свести счеты с забвением.

• • • •

Я хочу написать книгу и навести порядок в моих мозговых извилинах, по которым бродит множество воспоминаний. С помощью ангелов-писарей, научивших меня думать и говорить, я хочу извлечь из этого нагромождения мыслей то, что может исчезнуть навсегда, как солнце за тучами. Будет неправильно, если все, что когда-то волновало мою душу, станет недоступным после моего ухода в вечность, в то время как кто-нибудь из моих любопытных потомков будет пытаться установить со мной связь, чтобы раскрыть важную тайну своего происхождения.

• • • •

Я хочу избежать любых недоразумений. А также избежать судьбы телефонного абонента, которому тщетно пытаются дозвониться родственники и друзья, не зная, что его больше нет в мире живых, и после бессчетного количества звонков слышат в трубке лишь женский голос, равнодушно повторяющий: «Вызываемый абонент временно недоступен».

Из автобиографии балканского гения.